Быть человеком

 

22 июня, в День памяти и скорби, мы вспоминаем ветерана-фронтовика Андрея Григорьевича Ольшанского. Он родился ровно 100 лет назад. А ушёл в ковид, 24 апреля 2021 года, на 97-м году жизни. Его судьба была полна трудностей и радостей, подвигов и повседневных забот, и самое главное – все эти годы Андрей Григорьевич сохранял и острый ум, и житейскую мудрость, и жизненную силу, внутреннюю доброту, терпение, уважение к людям. Троицк может гордиться, что его Почётным гражданином стал такой человек.

Родился Андрей Ольшанский в 1924 году в деревне Нестеровка под Новосибирском. В октябре 1942 года призван в армию, с декабря – во фронтовых частях: под Старой Руссой, Ржевом, освобождал Белоруссию и Прибалтику. Окончил школу стрелков-радистов, военное училище, преподавал в авиационных училищах, с 1957-го – в учебном центре на крымском полигоне Багерово. После демобилизации переехал в Троицк, с 1973 по 1989-й был военруком в школе №2, с 2004 по 2006 год возглавлял городской Совет ветеранов. Полковник в отставке, награждён орденом
Отечественной войны 1 степени, двумя медалями «За отвагу», медалями «За боевые заслуги», «За Победу над Германией».

Вот только несколько эпизодов этой огромной жизни, рассказанных им самим… «Я трижды после ранений возвращался на передний край. Видимо, какое-то счастье. Учёные доказывают, что солдат в боях таких живёт два-три дня, а потом убивают. А я какой-то заворожённый был…»

«Приказали занять позицию под сильным огнём. Я оказался с пулемётом на пригорке. Март, солнце, а вокруг мокро и грязно. Люблю опрятность, вот и решил не опускаться полностью на живот, а встал на колени и локтями уперся в землю. Не хотелось пачкать форму. И тут большой осколок ударил прямо в бок. Повезло, плоской стороной, только синяк остался. Я сразу распрямился и лёг. Не до чистоты!»

«Конец марта – апрель 1945-го. Нас построили, приезжает командующий ВВС: «Лётчики! Для вас война кончилась!» Я стою, думаю: «Надо же, живой остался…»
«1 мая пролетите над Красной площадью, будет смотреть товарищ Сталин. А потом мы ваш полк пошлём на Японию!» Товарищи рядом говорят: «Ничего себе война кончилась!» А потом весь лётный состав проходил медкомиссию строгую и процентов
50 не прошли. В том числе и я. Для фронта были хороши, а тут – нет».

«Когда поступил в академию, меня назначили комсоргом. В это время назвали врагами врачей-евреев, и мне надо было сделать доклад на собрании. А у меня ни к евреям, ни к каким другим национальностям не было неуважения. В бою мы все были вместе. Но замполит говорит: «Товарищ старший лейтенант, если будете так пренебрегать указаниями,
далеко не пойдёте». Вышел, что-то промямлил… Как говорили, колебался вместе с линией партии».

«У большей части офицерского состава самодурства было – во!
Я решил – не буду таким. Даже если солдат что-то нарушил, старался понять, почему. Говорили: «Он слишком демократ. Командир Советской армии должен быть другим». А каким? Собакой? Рвать, наказывать? И таких полно…»

«Испытания на полигоне – опасное дело. Хоть «шарик» не атомный, ракета-то боевая была! Как-то я поехал [на полигон Капустин Яр], а там на трёх-пяти квадратных километрах всё сгорело. Хвост догорал только… В один год меня в седьмой раз посылали в командировку, супруга спрашивает: «Ты не на пуск?» Я не смог соврать.
А она в слёзы: «Не хочу оставаться вдовой…» Оглядываясь назад, хочу сказать: работа была интересной, но очень-очень напряжённой. Надо, чтобы голова работала хорошо, тем более когда ты отвечаешь за всё».

«Супруга узнала, что нужны врачи в [троицком] санатории, поехала туда, главврач спрашивает: «Кто у вас муж? Подполковник? О, такой мне и нужен!
У меня 120 человек обслуживающего персонала». Истопники, шофера, грузчики… Я им говорил: «Вы хоть до шести часов не пейте! После – ладно, но не на работе». Но всё сразу не сделаешь… И когда меня пригласили в школу военруком, я решил: не моя это работа, с пьяницами возиться».

«По сравнению с армейским преподаванием школа – совсем другое. С офицерами о дисциплине не думаешь. А с ребятами надо уметь себя держать на уроке, находить общий язык. Отношение было хорошее, потому что я сам по-человечески ко всем подходил. Hа педсовете часто защищал ребят: «Да что вы делаете, да он хороший»… А мне: «Да нет, он шалопай…» И к десятому классу, когда шёл набор в военные училища, некоторые школьники подходили ко мне: «Товарищ полковник, а мне хочется быть вот как Вы!» Знаете, как приятно на душе…»

«Сын, дочь, четыре внучки, пять правнуков, две праправнучки… 14! И когда они приезжают, собираемся все за столом, у меня слёзы на глазах. Пройти через всё и остаться живым, получить образование, жениться, научиться жить… И тяжёлая жизнь, а счастливая».

Владимир МИЛОВИДОВ,

фото из архива